2013-07-17 11:54:32
Фюрер смертельно ненавидел советских военных, не случайно ни с кем в плену не обращались столь жестоко, как с ними. Но лишь один офицер Советского ВМФ удостоился чести быть объявленным им врагом рейха и своим личным врагом… И было за что.
Гитлер надеялся затянуть войну со странами антинацистской
коалиции на неопределенно долгий срок, в течение которого, согласно чаяниям
фюрера, неизбежно должен был произойти развал этого не слишком органичного
блока, что позволяло Германии заключить мир с англосаксами и французами на
Западе и продолжить войну на Востоке против СССР.
В январе 1945 года советские войска, развивая мощное
наступление вглубь фашистского рейха, осадили Данциг — древний польский город
Гданьск. В этой старинной цитадели, превращенной нацистами в оплот своего
господства в Привислинском крае и на северной Балтике, помимо мощной войсковой
группировки оказался отрезанным цвет гитлеровской чиновной элиты — всевозможные
фюреры, ляйтеры, комиссары, руководившие разграблением и онемечиванием
славянских земель.
А еще здесь базировалась 2-я учебная дивизия подводных лодок
Рейхсмарине. В январе 1945 года в ее стенах готовились положить жизнь на алтарь
преданности фюреру и фатерлянду 3700 «белокурых бестий». Они мечтали
увековечить свое имя подвигами, наподобие тех, что совершили их
предшественники, выходцы из этой же альма матер Гюнтер Прин (в 1940 году он
отправил на дно самый мощный английский линкор «Ройял Оук», а всего уничтожил
28 кораблей противника) и Отто Кречмер (побил абсолютный рекорд
результативности, потопив 44 торговых судна и 1 эсминец). Переправленные в Киль
и Фленсбург уже сформированные экипажи должны были занять места в отсеках 123
спущенных на воду новейших субмарин серии XXI, оснащенных шнорхелем — устройством
для подзарядки аккумуляторных батарей в подводном положении, что резко
увеличивало автономность и скрытность плавания.
Подводники гросс-адмирала Карла Деница были последней
надеждой Гитлера. Им предстояло реализовать план тотальной подводной войны.
Внезапно выпустив на морские коммуникации между Старым и
Новым Светом (взамен уничтоженных англо-американской противолодочной обороной в
ходе Битвы за Атлантику) три с лишним десятка свежих «волчьих стай» субмарин,
каждая из которых имела боезапас в 20 торпед и автономность плавания до 16 000 миль, фюрер
рассчитывал блокировать Англию, нарушить снабжение высадившихся в Европе войск
и выиграть время, необходимое для развала антигитлеровской коалиции. Если
учесть блестящие технические данные лодок серии «XXI» и серьезность боевой
выучки немецких корсаров морских глубин, этот замысел представлял серьезную
угрозу для жизни тысяч союзников.
Вопрос об эвакуации Данцигской школы подплава, на
выпускников которой в первую очередь возлагал эту судьбоносную миссию Гитлер,
специально обсуждался на одном из январских совещаний в его бункере.
С 1942 года школа размещалась на стоявшем в порту Данцига огромном
пассажирском лайнере «Вильгельм Густлов», первоначально построенном для
круизных рейсов нацистской элиты из рейха на Канары, а с началом Второй мировой
войны переоборудованном сначала под госпитальное судно, а затем в плавучую
казарму для любимцев Гитлера.
Кораблем гордилась вся Германия. Не случайно ему присвоили
имя видного деятеля НСДАП, пользовавшегося особым доверием вождя и создававшего
в Швейцарии из местных немцев штурмовые отряды наподобие СА.
В 1936 году Густлова застрелил антифашист-югослав. Фюрер
специально приезжал в 1938 году в Гамбург на торжества по случаю спуска
корабля, названного в честь соратника. Он сам выбрал имя туристскому лайнеру,
который должен был олицетворять мощь и совершенство «тысячелетнего рейха», и в
часовой «пламенной» речи выразил переполнявший его неподдельный восторг
шедевром «арийского» кораблестроения, созданным по его предначертаниям.
Восторгаться, надо признать, было чем. Почти двухсотметровой
длины 9-палубный гигант, в высоту — с 15-этажный дом, разделенный переборками
на бесчисленное множество отсеков, кроме сотен комфортабельных кают имевший
рестораны, зимний сад, плавательный бассейн, гимнастический зал. Водоизмещение
25 тысяч тонн! Немного исполинов, равных «Густлову», бороздит океанские
просторы и сегодня.
И вот этот суперлайнер, имея на борту около 100 экипажей
подводников, свыше 4 000 дополнительно принятых на борт высокопоставленных
чиновников, генералов и офицеров СС и вермахта (всего более 8 000 пассажиров),
со всеми мерами предосторожности в полдень 30 января 1945 года оторвался от
причальной стенки и вышел в море…
В этот же день в 20 часов 10 минут крейсировавшая в
Данцигском заливе в ожидании целей для торпедной атаки советская подлодка
«С-13», которой командовал капитан 3 ранга Александр Маринеско, всплыла для
подзарядки аккумуляторных батарей.
Она принадлежала к семейству подводных кораблей серии «С
IX-бис», строившихся накануне Великой Отечественной войны, и по своим
характеристикам значительно уступала гитлеровским субмаринам серии «XXI»,
специально созданным для действий в Мировом океане. «Эска» имела водоизмещение
870 тонн, дальность плавания 10 000 миль, автономность 30 суток, глубину
погружения до 100 метров.
Ее вооружение составляли 6 торпедных аппаратов (4 носовых и 2 кормовых), 100-миллиметровое
орудие и 45-миллиметровый полуавтомат. Но шнорхеля советские конструкторы не
изобрели, и это создавало в «автономке» немалые трудности.
…Вот уже 17 дней длился поход. Площадь, отведенная для
крейсирования, была огромной: от острова Борнхольм до маяка Брюстерорт 150 миль — ширина района,
и до горла Данцигского залива в глубину 40 миль. Попробуй, осмотри его быстро, а
главное, внимательно… Как назло, весь поход не утихал шторм.
С большим трудом боцману удавалось удержать лодку в
равновесии минуту-две, пока командир торопливо приникал к перископу. А ночью
шла крайне опасная на болтанке подзарядка аккумуляторных батарей.
Так — сутки за сутками. Монотонно, нудно. Бортовой журнал
«эски» скупо свидетельствовал: «17 января. Из сводки Совинформбюро узнали о
начавшемся наступлении войск 1-го Белорусского фронта южнее Варшавы. Экипаж
обрадовался… Шторм около 9 баллов. Ночью несколько моряков выпали из коек.
Утром погрузились, потом легли на грунт. Хотя глубина 50 метров, лодку здорово
качает…
18 января. Всплыли в 00. 40. Шторм продолжается. Огромной
волной чуть не смыло за борт мичмана Торопова. Удержал его старший матрос
Юров… Из радиосообщения узнали об освобождении нашими войсками Варшавы…
20 января. Ввиду плохой погоды всплываем под перископ редко.
Транспортов не обнаружено… Слышны взрывы глубинных бомб…»
Опытному подводнику эти взрывы говорили о многом. Командир
корабля знал, что в отведенный ему для поиска район командование других
подлодок не направляло. Значит, отдаленные разрывы «глубинок» вовсе не признак
того, что фашисты «гоняют» по Балтике кого-то из его боевых друзей, преследуют
обнаруженную субмарину. Нет, ведется профилактическое бомбометание. Коли так,
вскоре пойдет крупная дичь — корабли большого водоизмещения в сопровождении
эсминцев и торпедоловов, может быть, крейсер…
— Готовьтесь, друзья! — ободрял моряков командир. — Чует мое
сердце, вот-вот пойдет конвой. Будет горячее дело!
Но сутки сменяются сутками, а серьезной цели все нет…
«26-27 января. Сильно качает, порой кладет лодку на борт под
45 градусов. Шторм свыше 8 баллов. Мороз. Антенна, леерные стойки, палуба
покрываются сплошным льдом. Шахта подачи воздуха к дизелям при погружении
пропускает воду до тех пор, пока лед на ее крышке не оттает. Из оперативной
сводки узнали о выходе наших войск на побережье Данцигской бухты», — пишет в
бортовом журнале радист.
Море стихло. А в душах подводников — не штиль, нет, бушует
буря. Больше полумесяца в море, а врага еще и на горизонте не видели, не
выпустили ни одной из 12 торпед! Люди заждались дела!
И шифровка из штаба флота подогревает азарт: «Командирам
подводных лодок в море. В связи с начавшимся наступлением наших войск ожидается
бегство фашистов из Кенигсберга и Данцига. Атаковать прежде всего крупные
боевые корабли и транспорты противника…» Но где он, этот противник?
Штурман Николай Редкобородов безвылазно «колдует» в своей
выгородке над картой, то и дело щелкая секундомером и движком счетной линейки.
Его работа — рассчитывать такие курсы, которые позволяли бы в короткий срок
полностью осмотреть весь район. Нелегкое это дело — нужно учесть все
попадающиеся на пути мели, банки, затонувшие суда. Нужно помнить все ошибки,
возникающие от неточного удержания рулевыми заданного курса, от потери скорости
при всплытиях.
«С-13» повезло на штурмана. Капитан-лейтенант Редкобородов —
лучший специалист в бригаде «эсок», в 1943-м виртуозно провел подлодку Юрия
Руссина «М-90» по Финскому заливу, нашпигованному минными заграждениями и
противолодочными сетями. Но какой бы опыт ни был за плечами, мало ли в
неспокойном море помех, держащих в постоянном напряжении?!
Нелегко пришлось и инженеру-механику лодки Якову Коваленко.
Для него это был первый поход в качестве самостоятельного командира боевой части
(предыдущего командира БЧ Георгия Дубровского отправили учиться в академию). Из
предыдущих плаваний с Дубровским молодой офицер понял главное: надо строго
контролировать несение вахты электриками, от них зависит движение лодки под
водой с помощью электромоторов. Но и трюмных не забыть — не допустили бы
ошибки, особенно на стадиях погружения и всплытия. В руках матросов — жизнь
корабля…
Но труднее всех командиру лодки. Он отвечает за успех
похода, за боевой результат. Беспокоят его балтийские глубины, что напичканы на
разных уровнях минами — донными и якорными. Как маневрировать, если придется
уклоняться от глубинных бомб вражеских сторожевиков, не задеть мимоходом
минреп?
А тут еще одолевают грустные думы о собственном житии. Ведь
в поход-то Александра Ивановича отправили смывать кровью допущенный грех. В
ночь под Новый, 1945 год «кап три» загулял «маленько» в финском городе Турку.
Зашел с товарищем в ресторанчик, выпил стаканчик… В общем, вернулся в базу на
двое суток позже положенного.
Исчезновение советского офицера в иностранном порту, да еще
любовная связь с гражданкой другого государства по тем временам было делом
подсудным, в штрафной батальон ссылали и не за такое. Грозил трибунал и
Маринеско. Спасла его только репутация классного профессионала подводной войны
(в октябре 1944 года в Данцигской бухте его «эска» потопила вражеский транспорт
водоизмещением 5000 тонн, причем расстреляв все торпеды, он отважился всплыть и
уничтожить противника огнем носового орудия), да поддержка всего экипажа, души не
чаявшего в командире и грудью вставшего на его защиту. Командование решило не
выносить сор из избы и пока шло разбирательство, втихую отправило лодку с
проштрафившимся офицером в поход. Но вскоре эта тишина отозвалась звонким
резонансом…
Вечером 30 января, получив очередную радиограмму штаба
флота, где говорилось о начинающейся эвакуации гитлеровцев, Александр Иванович
принял отчаянно смелое решение: идти прямиком к Данцигской гавани и караулить
врага на выходе из нее.
После 40-минутного стремительного броска к цели всплыли для
подзарядки электропитания. Штормовая зимняя Балтика встретила огромными валами,
тяжело переваливавшимися через узкий корпус лодки и сыпавшими мириады колючих
брызг, снежными зарядами, налетавшими внезапно и плотно — не зги не видать. И
вот когда эту обжигающую холодом круговерть на мгновение разорвало, вахтенный
сигнальщик Анатолий Виноградов взволнованно закричал:
— Огни! Прямо по носу!
Светлячки, мигавшие вдали, не могли принадлежать береговым
маякам — далеко, к тому же по военному времени их не зажигали. Значит, цель! И
тогда прозвучало:
— Боевая тревога!
Надсадно завыли ревуны. «С-13» выходила в «атаку века».
Стоя на мостике под порывами взбесившегося ветра, Маринеско
лихорадочно обдумывал план действий. Ясно, что за огнями, обнаруженными
сигнальщиком, — не меньше чем одно судно. Только что это — крупный боевой
корабль, транспорт или какая-нибудь мелюзга, на которую и торпеды тратить
жалко? Пока не сблизишься — не определишь. Но если действовать по правилам,
сначала погрузившись, в подводном положении лодка вдвое потеряет скорость. А
если идет не сухогруз-тихоход, а стремительный лайнер? Не догнать… К тому же с
перископной глубины в такой шторм ничего не увидишь, да и боцман не удержит
лодку при торпедном залпе — вон как бросает на волне! Значит, остается одно:
догонять и атаковать в надводном положении…
Поднявшийся из самых низов общества (отец был румынским
матросом, а мать — украинской крестьянкой), выросший на одесской окраине в
семье с очень скромным достатком и пробивший себе дорогу в штурманы дальнего
плавания торгового флота недюжинной волей и огромным трудолюбием, Маринеско не
боялся ответственных решений.
Только постоянный настрой на максимум позволил ему стать
непревзойденным среди балтийских моряков асом подводной войны, после того, как
в 1939 году он стал командиром подлодки-«малютки», а спустя 4 года получил в
командование «эску».
— Штурман, ночной прицел! — приказал Маринеско. — Стреляем
из надводного, носовыми! Идем под дизелями! Развить полную скорость!
Вскоре гидроакустик доложил, что, судя по шуму винтов, пока
еще невидимая цель водоизмещением тянет на крейсер.
«А что, если атаковать со стороны берега? — возникла шальная
мысль у командира лодки. — Не ждут же они нападения оттуда, от своих! Наверняка
не ждут! Там береговая авиация, батареи фортов… Верят, что тыл прикрыт!
Оттуда и бить!»
Александр Иванович отдавал себе отчет, на какой риск он
идет, решившись пересечь курс вражеского конвоя и выбрать позицию для атаки со
стороны береговой линии. Если обнаружат — ни отвернуть, ни погрузиться (глубины
не позволят). Верная гибель…
Чашу сомнений окончательно перевесил доклад вызванного на мостик
опытнейшего рулевого-сигнальщика старшины 1-й статьи Александра Волкова,
обладавшего редчайшей способностью ночью видеть как днем. Приглядевшись в
бинокль к мигавшим в снежном мареве огонькам, он уверенно доложил:
— Впереди миноносец! За ним — лайнер!
На мгновение снег вдруг перестал падать, и Маринеско, с
замирающим сердцем убедившись, что они настигли огромный теплоход, воскликнул,
имея в виду тоннаж цели:
— Тысяч на двадцать, не меньше!
Теперь — прочь сомнения! Их терпение вознаграждено. Еще немного,
и торпедный залп…
Вдруг пеленг лайнера начал меняться. Над миноносцем, что шел
перед теплоходом, вспыхнула красная звездочка ракеты. «Неужели обнаружили?
Миноносец сигналит, что ложится в атаку?» — стрельнуло в мозгу.
— Срочное погружение! Боцман, ныряй на 20 метров! — приказал
командир «С-13».
Лодка заскользила вниз, под тяжело дышащие громады волн.
Последние резкие раскачивания с борта на борт, и вот уже только мелкая дрожащая
качка напоминает о бушующем наверху шторме… Забортные шумы усилились, даже
через сталь прочного корпуса отчетливо слышен похожий на паровозное громыхание
гул огромных корабельных винтов.
Лайнер проходит, кажется, прямо над головой. Так и хочется
пригнуться. Но раз глубинки не полетели — значит, противник их не обнаружил…
Всплытие! Лодка, набирая ход, снова приподнялась над
волнами. На форсаже, развив невозможные для «эски» 18 узлов и рискуя сорвать
дизели, настигал Маринеско уходящую цель. Это было отчаянное, почти обреченное
усилие — вероятность счастливого исхода не составляла и сотой доли процента.
Если немцы их обнаружат, да еще потерявшими ход — разнесут в щепу моментально.
Но он верил в свою звезду…
Час, второй беспримерной погони. И вот уже можно крикнуть в
переговорную трубу:
— Старпом, рассчитайте число торпед в залпе!
Едва прозвучала эта команда, как вдруг по рубке лодки
затанцевал сигнальный прожектор с лайнера, выписывая точки и тире. Противник
запрашивал у него позывные! А надо выиграть еще несколько минут, чтобы успеть
изготовиться!
— Отстучите ему что-нибудь! Что угодно! — велел Маринеско.
Сигнальщик Иван Антипов невозмутимо просигналил врагу
короткое соленое словцо, и… О, чудо! Немец успокоился! Оказалось, гитлеровцы
приняли шедшую борт в борт советскую лодку за свой торпедолов, назначенный в
конвой. Психологически объяснимо. Раз кто-то отвечает, не пытается скрыться, —
значит, свой! Дерзость, но какая расчетливая…
В 23. 08 Маринеско наконец скомандовал:
— Аппараты, пли!
Три стремительных полоски от форштевня «эски» рванулись к
высоченному борту лайнера. До его погружения в пучину оставалось не больше 15
минут…
Александр Иванович и его товарищи все это время, даже не
опасаясь приближавшихся вражеских кораблей охранения и не прячась в морских
глубинах, с мостика жадно наблюдали за агонией «Густлова». Невооруженным глазом
было видно, как по накренившейся палубе в сполохах пожара ворочалась темная
масса — экипаж и пассажиры в панике спешили к бортам, чтобы выброситься в
ледяную Балтику… Возмездие жестокое, но справедливое: морская бездна
поглощала и своих корсаров, несостоявшихся принов и кречмеров…
Корабли конвоя спасли лишь 988 гитлеровцев, среди них
подводников оказалось меньше, чем на один экипаж. Переживший купание в
балтийской воде помощник капитана лайнера Гейнц Шен спустя много лет написал в
своей книге «Гибель «Вильгельма Густлова»: «Это, несомненно, была самая большая
катастрофа в истории мореплавания, по сравнению с которой даже гибель
«Титаника», столкнувшегося в 1912 году с айсбергом, — ничто».
После потопления теплохода-гиганта Маринеско 4 часа уходил
от преследования вражеских эсминцев, то забираясь прямо на место его гибели,
где еще барахтались тонущие и опасно было глушить водную толщу глубинными
бомбами, то совершая хитроумные маневры. В конце концов он подплыл близко к
немецкому берегу и положил лодку на грунт.
Через 10 дней, действуя столь же дерзко и продуманно,
Александр Иванович потопил еще и германский вспомогательный крейсер «Генерал
фон Штойбен» водоизмещением 15 000 тонн, на борту которого перебрасывалось из
Курляндского котла 3600 солдат и офицеров вермахта.
Маринеско тогда еще не знал, что Гитлер оказал ему редкую
честь, объявив его — командира лодки, потопившей «Вильгельм Густлов» — врагом
рейха и своим личным врагом. Еще бы, ведь бы на балтийском дне оказался
похоронен морской план, дававший шанс на отсрочку краха «тысячелетней» арийской
империи.
В Германии был объявлен трехдневный траур, все члены НСДАП и
прочие функционеры надели траурные повязки. В истории рейха нечто подобное
случилось лишь однажды — после гибели 6-й армии Паулюса в Сталинграде.
5 мая 1990 года Президент СССР М. С. Горбачев подписал Указ
о присвоении звания Героя Советского Союза посмертно капитану 3 ранга
Маринеско. Как же случилось, что его заслуги оказались оценены по достоинству
спустя почти полвека?
По возвращении в базу командира «С-13» в самом деле
представили к званию Героя. Но бдительные кадровики схватились за голову:
«Позвольте, это тот самый Маринеско?..». Завистники и недоброжелатели, которых
у людей такого склада, как Александр Иванович — самостоятельных, смелых, идущих
наперекор обстоятельствам — всегда с избытком, начали распространять про него
сплетни, что он зазнался, пьет запоем и т. д.
В сентябре того же победного года личного врага фюрера
приказом наркома ВМФ «за упущения в личном поведении» разжаловали до старшего
лейтенанта, списали с лодки и отправили с понижением в Таллинский
оборонительный район, командиром маленького тральщика. Через несколько месяцев
он был уволен из Вооруженных Сил.
Став гражданским, Маринеско вскоре мотал срок на Колыме по
абсурдному обвинению в якобы совершенном им хищении социалистической
собственности. Подорвав здоровье в изнурительных морских походах и на колымской
каторге, по освобождении Александр Иванович страшно бедствовал.
Советское государство платило герою-подводнику мизерную
пенсию, а свой век он доживал в питерской коммуналке. В 1963 году Маринеско
скончался. Ему было чуть больше 50 лет…
Долго и тяжело сражавшийся за доброе имя боевого товарища Адмирал
Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецов пророчески писал: «История знает немало
случаев, когда геройские подвиги, совершенные на поле боя, долгое время
остаются в тени, и только потомки оценивают их по заслугам. Бывает и так, что в
годы войны крупным событиям не придается должного значения, донесения о них
подвергаются сомнениям и оцениваются людьми значительно позже. Такая судьба
постигла балтийского подводника А.И. Маринеско».