Нас пропустили в святую святых Балаклавы – Севастопольский отряд морской
охраны. Туда, куда раньше только по пропуску и по паспорту, и не дай Бог что
сфотографировать……
На КПП – суровый взгляд молодого старшего матроса: имя, фамилия,
отчество, организация, цель визита.
– А-а, на корабль наш, ну проходите, проходите. Удачи!
– «Донбассу» 28 мая двадцать семь лет, – рассказывает по пути на палубу
командир корабля, капитан третьего ранга Николай Левицкий. – Это солидный
возраст, но корабль в отличном состоянии, выполняет задачи в полном объёме.
Скорость – тридцать пять узлов, орудия стреляют на четыре километра. Вот
недавно только за шхуной гонялись, чуть не потопили.
Мы поднимаемся по трапу. Зелёная палуба сверкает чистотой: моют четыре
раза в день, хоть в белых носочках по ней ходи. Туда-сюда деловито снуют ребята
в морской форме, из камбуза вкусно пахнет готовящимся обедом, посреди палубы
развалился огромный пёс.
– Какая собачка у вас славная, а как зовут? – опасливо интересуюсь я.
– Мухтар, конечно, – улыбается командир. – Как ещё могут звать
пограничную собаку? Когда на ремонте стояли, прибился, так и ходит с нами
теперь в море.
Мухтар снисходительно обнюхал мою скромную персону, зевнул и ушёл в
кубрик – там попрохладнее. Идём за ним и мы. В кубрике – большой стол,
окружённый кожаным диваном. На полке – ехидно шипящий помехами телевизор. Глядя
на него, Левицкий морщится:
– Не работает, зараза такая! Но ничего, на день рождения корабля шефы из
Донецкой области пообещали новый подарить….
В каюту заглянул кок: несколько минут «поколдовал» над телевизором, пока
в том не появилось изображение, и ушёл к себе в камбуз. Однозначно, кок на
корабле – персона важная, особенно если он по специальности – радиотелеграфист.
И служил бы Александр Котолюба радиотелеграфистом, если бы не наличие вакансии
корабельного повара. Связь – связью, но кушать-то что-то личному составу надо!
А готовить Саша любит, несмотря на то, что накормить надо за раз двадцать
человек. Ещё и на кулинарные изыски отваживается: в праздники запекает ребятам
картошку с салом, лепит пельмени, ловит с палубы рыбу. И знает рецепт подливы
диковинной, с которой любые макароны превращаются в сплошное объедение. Пока от
вкусных запахов не засосало под ложечкой, спешим покинуть это «капище
чревоугодия».
Спускаемся вниз – и попадаем в офицерский отсек: здесь уютная, не похожая
на «сухопутные» офисы кают-компания и жилые каюты офицерского состава. В
командирской – кровать, встроенный шкаф, умывальник и коллаж с морскими узлами
на стене: аскетично и скромно. Даже фотографию любимой жены не повесил –
излишняя романтическая вольность. Командир молод – едва тридцать исполнилось –
и очень серьёзен. Николай занял эту непростую должность, когда ему было
двадцать шесть лет, и ни разу за это время ни один начальник не упрекнул его в
негодной службе. Но очень скромный, о себе ничего не говорит. А вот о корабле –
сколько душе угодно, и покажет, и расскажет. Поэтому идём дальше.
По другую сторону от офицерских помещений – два кубрика для личного
состава, на восемь человек каждый. Просторно, ни компьютеров, ни ковриков, ни
другого уютного житейского хлама. В два ряда койки, на стене – икона покровителя
путешественников Николая Чудотворца, в углу – гитара и две внушительные гири.
Был ещё раньше турник, но железяку спилили, устав биться об неё головой на
входе и выходе. Небогатое убранство не порождает вольготных фантазий о быте, но
я стараюсь:
– А что матросу нельзя брать с собой на корабль?
– Женщин, – трубит басом один из офицеров. Каюта втихую хихикает. – Карты
ещё нельзя игральные, скоропортящиеся продукты питания, выпивку.
– А на суше тоже выпивку нельзя? – не унимаюсь я.
– Отчего же, – улыбается Алейников. – На суше в нерабочее время все люди
вольные, пей, пожалуйста. Только зачем?
И вправду, зачем – зарплата неплохая: тысяча семьсот у матроса и чуть
больше трёх у заместителя командира, но на гуляния сил хватать уже не будет. А
могут за это дело и со службы турнуть – бывали такие случаи.
Хотя после экскурсии в машинное отделение напиться захотелось бы даже
убеждённому трезвеннику – страшное место! Когда работают двигатели, находиться
здесь без наушников просто невозможно, а жара такая, что трудно дышать.
На выходе прохладный воздух врывается в лёгкие, хочется прямо-таки
визжать от восторга, что выбралась на палубу. В это время Николай срочно
удаляется по своим командирским делам, а место экскурсовода занимает его
заместитель по работе с личным составом (при Союзе – запмполит) старший
лейтенант Егор Кандыбо. Вместе с Егором фланируем к артиллерийской установке. С
удивлением замечаю, что её стволы запаяны пломбами.
– Не запаяны они, а прикрыты, чтобы вода и мусор всякий не попадали, –
поясняет старший лейтенант Кандыбо.
– И давно из неё стреляли? – подозрительно выпытываю я.
– Из неё давненько, как-то больше предупредительную стрельбу практикуем.
Вот недавно было дело: от нашего пограничного самолёта получили информацию, что
в районе исключительной (морской) экономической зоны появилась подозрительная
турецкая рыболовецкая шхуна, сообщили примерные координаты. Мы вышли в море,
чтобы её осмотреть. Через два часа нашли, попытались связаться, подавали
звуковые и световые сигналы, но посудина будто в одночасье сделалась
слепоглухонемой, а когда в ход пошла предупредительная стрельба – принялась
улепётывать со всей мочи.
В самый раз применить оружие на поражение. С корабля, как положено, дали
в администрацию Госпогранслужбы запрос: можно ли, мол, топить. Оттуда вернулась
команда: ни в коем случае не стрелять, выдворяйте! Выдворили: то есть гнались
за ней до границы нашей экономзоны и долго ещё провожали взглядом. С
противоречивыми чувствами, наверное……
Склянки бьют обедать. В каюту из всех люков начинают стекаться люди со
звёздами и лычками на погонах. Кок со своим помощником заканчивает накрывать
стол – первая тарелка командиру. Сегодня потчуют гороховым супом, гречневой
кашей с котлетой и фирменной подливой, салатом из свежей капусты и компотом.
Очень вкусно и сытно. Идёт за столом и неспешная беседа о том, что порядком
устали стоять в режиме часовой готовности и пора бы уже в море, так сказать,
«поиграть мышцами».
Спрашиваю командира:
– Николай, а признайтесь, хотелось вам, наверное, по шхуне этой из орудий
жахнуть, как в старину?
Насупившись, он долго смотрит в горизонт, подбирает слова:
– Какая разница, чего нам хотелось. Мы службу несём.
Что ж, сдержанно, по-военному. Я сошла по трапу с корабля, закрылись за
мной внушительные ворота Севастопольского отряда морской охраны. В душе
осталось удивительно тёплое чувство спокойствия и гордости за наших, таких
молодых и таких светлых защитников. Спокойствия, потому что как бы ни было
трудно им и беспокойно, и сколько бы ни предлагали денег на гражданке, службу
свою они не оставят. Потому что любят её, и не за что-то, а несмотря ни на что.
Валентина ВОРОБЬЁВА, Фото автора.
"Крымская правда"
Корабль морской охраны «Донбасс» в День пограничника отмечает не только профессиональный праздник, но и свой день рождения. Задерживая браконьерские шхуны, спасая терпящих бедствие и охраняя спокойный отдых глав государств, «Донбасс» давно снискал славу одного из лучших пограничных кораблей, которым командует самый молодой командир.
Нас пропустили в святую святых Балаклавы – Севастопольский отряд морской
охраны. Туда, куда раньше только по пропуску и по паспорту, и не дай Бог что
сфотографировать……
На КПП – суровый взгляд молодого старшего матроса: имя, фамилия,
отчество, организация, цель визита.
– А-а, на корабль наш, ну проходите, проходите. Удачи!
– «Донбассу» 28 мая двадцать семь лет, – рассказывает по пути на палубу
командир корабля, капитан третьего ранга Николай Левицкий. – Это солидный
возраст, но корабль в отличном состоянии, выполняет задачи в полном объёме.
Скорость – тридцать пять узлов, орудия стреляют на четыре километра. Вот
недавно только за шхуной гонялись, чуть не потопили.
Мы поднимаемся по трапу. Зелёная палуба сверкает чистотой: моют четыре
раза в день, хоть в белых носочках по ней ходи. Туда-сюда деловито снуют ребята
в морской форме, из камбуза вкусно пахнет готовящимся обедом, посреди палубы
развалился огромный пёс.
– Какая собачка у вас славная, а как зовут? – опасливо интересуюсь я.
– Мухтар, конечно, – улыбается командир. – Как ещё могут звать
пограничную собаку? Когда на ремонте стояли, прибился, так и ходит с нами
теперь в море.
Мухтар снисходительно обнюхал мою скромную персону, зевнул и ушёл в
кубрик – там попрохладнее. Идём за ним и мы. В кубрике – большой стол,
окружённый кожаным диваном. На полке – ехидно шипящий помехами телевизор. Глядя
на него, Левицкий морщится:
– Не работает, зараза такая! Но ничего, на день рождения корабля шефы из
Донецкой области пообещали новый подарить….
В каюту заглянул кок: несколько минут «поколдовал» над телевизором, пока
в том не появилось изображение, и ушёл к себе в камбуз. Однозначно, кок на
корабле – персона важная, особенно если он по специальности – радиотелеграфист.
И служил бы Александр Котолюба радиотелеграфистом, если бы не наличие вакансии
корабельного повара. Связь – связью, но кушать-то что-то личному составу надо!
А готовить Саша любит, несмотря на то, что накормить надо за раз двадцать
человек. Ещё и на кулинарные изыски отваживается: в праздники запекает ребятам
картошку с салом, лепит пельмени, ловит с палубы рыбу. И знает рецепт подливы
диковинной, с которой любые макароны превращаются в сплошное объедение. Пока от
вкусных запахов не засосало под ложечкой, спешим покинуть это «капище
чревоугодия».
Спускаемся вниз – и попадаем в офицерский отсек: здесь уютная, не похожая
на «сухопутные» офисы кают-компания и жилые каюты офицерского состава. В
командирской – кровать, встроенный шкаф, умывальник и коллаж с морскими узлами
на стене: аскетично и скромно. Даже фотографию любимой жены не повесил –
излишняя романтическая вольность. Командир молод – едва тридцать исполнилось –
и очень серьёзен. Николай занял эту непростую должность, когда ему было
двадцать шесть лет, и ни разу за это время ни один начальник не упрекнул его в
негодной службе. Но очень скромный, о себе ничего не говорит. А вот о корабле –
сколько душе угодно, и покажет, и расскажет. Поэтому идём дальше.
По другую сторону от офицерских помещений – два кубрика для личного
состава, на восемь человек каждый. Просторно, ни компьютеров, ни ковриков, ни
другого уютного житейского хлама. В два ряда койки, на стене – икона покровителя
путешественников Николая Чудотворца, в углу – гитара и две внушительные гири.
Был ещё раньше турник, но железяку спилили, устав биться об неё головой на
входе и выходе. Небогатое убранство не порождает вольготных фантазий о быте, но
я стараюсь:
– А что матросу нельзя брать с собой на корабль?
– Женщин, – трубит басом один из офицеров. Каюта втихую хихикает. – Карты
ещё нельзя игральные, скоропортящиеся продукты питания, выпивку.
– А на суше тоже выпивку нельзя? – не унимаюсь я.
– Отчего же, – улыбается Алейников. – На суше в нерабочее время все люди
вольные, пей, пожалуйста. Только зачем?
И вправду, зачем – зарплата неплохая: тысяча семьсот у матроса и чуть
больше трёх у заместителя командира, но на гуляния сил хватать уже не будет. А
могут за это дело и со службы турнуть – бывали такие случаи.
Хотя после экскурсии в машинное отделение напиться захотелось бы даже
убеждённому трезвеннику – страшное место! Когда работают двигатели, находиться
здесь без наушников просто невозможно, а жара такая, что трудно дышать.
На выходе прохладный воздух врывается в лёгкие, хочется прямо-таки
визжать от восторга, что выбралась на палубу. В это время Николай срочно
удаляется по своим командирским делам, а место экскурсовода занимает его
заместитель по работе с личным составом (при Союзе – запмполит) старший
лейтенант Егор Кандыбо. Вместе с Егором фланируем к артиллерийской установке. С
удивлением замечаю, что её стволы запаяны пломбами.
– Не запаяны они, а прикрыты, чтобы вода и мусор всякий не попадали, –
поясняет старший лейтенант Кандыбо.
– И давно из неё стреляли? – подозрительно выпытываю я.
– Из неё давненько, как-то больше предупредительную стрельбу практикуем.
Вот недавно было дело: от нашего пограничного самолёта получили информацию, что
в районе исключительной (морской) экономической зоны появилась подозрительная
турецкая рыболовецкая шхуна, сообщили примерные координаты. Мы вышли в море,
чтобы её осмотреть. Через два часа нашли, попытались связаться, подавали
звуковые и световые сигналы, но посудина будто в одночасье сделалась
слепоглухонемой, а когда в ход пошла предупредительная стрельба – принялась
улепётывать со всей мочи.
В самый раз применить оружие на поражение. С корабля, как положено, дали
в администрацию Госпогранслужбы запрос: можно ли, мол, топить. Оттуда вернулась
команда: ни в коем случае не стрелять, выдворяйте! Выдворили: то есть гнались
за ней до границы нашей экономзоны и долго ещё провожали взглядом. С
противоречивыми чувствами, наверное……
Склянки бьют обедать. В каюту из всех люков начинают стекаться люди со
звёздами и лычками на погонах. Кок со своим помощником заканчивает накрывать
стол – первая тарелка командиру. Сегодня потчуют гороховым супом, гречневой
кашей с котлетой и фирменной подливой, салатом из свежей капусты и компотом.
Очень вкусно и сытно. Идёт за столом и неспешная беседа о том, что порядком
устали стоять в режиме часовой готовности и пора бы уже в море, так сказать,
«поиграть мышцами».
Спрашиваю командира:
– Николай, а признайтесь, хотелось вам, наверное, по шхуне этой из орудий
жахнуть, как в старину?
Насупившись, он долго смотрит в горизонт, подбирает слова:
– Какая разница, чего нам хотелось. Мы службу несём.
Что ж, сдержанно, по-военному. Я сошла по трапу с корабля, закрылись за
мной внушительные ворота Севастопольского отряда морской охраны. В душе
осталось удивительно тёплое чувство спокойствия и гордости за наших, таких
молодых и таких светлых защитников. Спокойствия, потому что как бы ни было
трудно им и беспокойно, и сколько бы ни предлагали денег на гражданке, службу
свою они не оставят. Потому что любят её, и не за что-то, а несмотря ни на что.
Валентина ВОРОБЬЁВА, Фото автора.
"Крымская правда"